По сути, это была самая обычная история – девушка вышла замуж, и жизнь молодых людей стала складываться по определенному сценарию. Только героине этого рассказа, Аминат, дочери известного наиба, было суждено выйти замуж за сына самого имама Шамиля, и она, еще того не ведая, стала частью Большой истории, истории Дагестана и России.

…Осенью 1856 г. чохский наиб Инкав-хаджи, известный во всем Дагестане своим богатством и имевший уважение в народе, выдал свою дочь Аминат за сына имама Шамиля Мухаммад-шапи. По словам А. Руновского, близко знавшего семью имама Шамиля, ее замужество «могло бы послужить для очень интересного и притом очень длинного романа из кавказских нравов». Однако в своих записях он ограничился коротким рассказом:

«…Как-то Магомед-Шапи был в гостях у чохского наиба Инкава. Во время беседы Инкав позвал свою дочь, которая выбежала к отцу с неприкрытым лицом. Присутствие незнакомца оказалось для нее неожиданностью – вскрикнув и прикрывая лицо руками, она выбежала из комнаты». Конфуз вышел страшный. Молодой человек растерялся. Инкав же остался доволен своей шуткой. Слух об этом быстро разошелся в горах и пересказывался как красивая легенда, но вскоре легенда стала явью, ведь осенью того же года молодым сыграли свадьбу. Молодожены поселились в Гоцатле, красивом ауле, утопающем во фруктовых садах, куда Мухаммад-шапи определили наибом.

В июне 1859 г. Мухаммад-шапи был назначен наибом Гуниба и его окрестных хуторов. Здесь в августе 1859 года Аминат с двухлетним сыном на руках вместе с семейством имама и горсткой преданных ему мюридов пришлось пережить тяжелые дни осады и штурма Гуниба. Потом было пленение имама и почетное его препровождение со всем семейством в Темир-Хан-Шуру. Далее имама Шамиля вместе со старшим сыном Гази-мухаммадом отправили в Петербург. Семейство же имама Шамиля в течение трех месяцев, с 1-го сентября по 29-е ноября 1859 г., находилось в Темир-Хан-Шуре на казенном содержании, готовясь выехать в Россию к Шамилю. За все время пребывания семейства имама в Шуре «…на наем дома для помещения этого семейства, на обзаведение членов оного постелями и другими необходимыми вещами и продовольствие их; … на покупку четырех экипажей (2 тарантаса и 2 фургона) и приготовлений к зимнему путешествию;… на прогоны и путевое довольствие» было истрачено около 7000 рублей. Здесь, в Шуре, Аминат потеряет своего сына Мухаммед-Захида – внука Шамиля и первенца его младшего сына Мухаммад-шапи.

6 октября 1859 г. военный министр сообщил в Темир-Хан-Шуру о том, что «…Государь Император повелеть соизволил …по позднему времени года и продолжительности пути принять самые деятельные меры к обезпечению семейства Шамиля всем необходимым для удобного совершения путешествия; все издержки на … переезд семейства, принять на счет госуд. казначейства; во время следования … семейства принять все необходимые меры предосторожности для благополучной доставки его по назначению». 29 ноября 1859 г. семейство имама двинулось в путь на 3 тарантасах, 2 фургонах и перекладной, всего на 30 лошадях. Об оказании им содействия было написано всем попутным начальствам.

Выехали из Шуры сыновья Шамиля – Гази-мухаммад и Мухаммад-шапи; жена Шамиля Зайдат, жена Мухаммад-шапи Аминат; дочери Шамиля – Написат, Фатимат, Наджабат, Баху-Меседо; зятья Шамиля Абдурахман, муж Написат и дочь их Маазат и Абдурахим, муж Фатимат; родственница Шамиля Ханум и сын ее Омар; родственник Шамиля Джамалэддин из Гимр; служанки Валикиз и Месси. Из Моздока к поезду должны были присоединиться: Шуанет, жена Шамиля с дочерью ее Сафият, слуга Хайрулла и служанка Фаризат. До самой Калуги почетных пленников сопровождали фельдъегерского корпуса поручик Гузей-Разумов и в качестве переводчика житель Гидатлинского общества Дибир-Магома Хандиев.

К тому времени в Калуге для имама Шамиля и его многочисленного семейства был снят за казенный счет большой дом с флигелями и садом, принадлежавший отставному полковнику Сухотину.

На ремонт и обустройство быта (покупку мебели, зеркал, посуды и проч.) было израсходовано и уплачено из Калужского казначейства более 5000 рублей. Оплата прислуги, ремонт и отопление дома имама производились из сумм государственного казначейства. Оттуда же Шамиль получал от состоявшего при нем особого офицера в качестве военного пристава, назначенные ему пожизненной пенсией 15000 рублей в год (выдавались они частями вперед за три месяца), в полное и безотчетное распоряжение.

Поздним январским вечером 1860 г. восемнадцатилетняя Аминат с семьей Шамиля прибыла в Калугу. Уставшие женщины, измученные дорогой (вынесшие на разбитых тарантасах больше месяца тряски по ухабам), едва переступив порог их нового дома мгновенно преобразились, не в силах скрыть свое изумление: яркое освещение, запах сожженного одеколона и безукоризненная голландская чистота произвели на них необыкновенное впечатление. В трехэтажном доме полковника Сухотина, готового к приему своих новых жильцов, семье Мухаммад-шапи был отведен нижний этаж с изящно отделанными комнатами, сухими и теплыми благодаря затейливому древнему камину, на одном изразце которого между множества синих фигур стояла цифра 1773.

Впечатления о Мухаммад-шапи, муже Аминат, А. Руновский записал тогда в своем дневнике: «… Теперь ему двадцать один год, и уж он семьянин: у него был сын, умерший несколько месяцев тому назад, и есть жена, хорошенькая Аминат, в которую, несмотря на четыре года женитьбы, он до сих пор влюблен всеми силами своего молодого сердца».

Сохранилось одно из первых писем Мухаммад-шапи, адресованное отцу Аминат, Инкаву-хаджи, написанное им в 1860 г. из Калуги:

«…По приезде в Россию мы видели много удивительного… Так, например, мы видели петуха ценою в 150 р. с., собаку в 400 р. с. и портрет шириною в локтя, а длиною в локоть, нарисованный человеческою рукою, стоимость которого 3.000 р. с. Ходили также на сахарный завод и видели, что сахар делается из обыкновенной свекловицы, из которой извлекается сок наподобие виноградного меду, далее сок этот выливается на горячия кости, посредством которых он очищается, как очищается серебро. Что же касается костей, через которые пропускается сок, то оне бывают свиныя, лошадиные и др. скверных животных, бывают даже и человеческия. Когда мы узнали такой способ приготовления сахара, то нашли, что он запрещен, и оставили употреблять его, начиная с отца нашего Шамиля до последнего члена семейства. Были мы и на других заводах и там видели не менее удивительного. Внимание Государя Императора с каждым днем увеличивается, и мы, благодаря Бога, живем без всякой печали так, как жили в Дарго; если же таковая проявляется, то вследствие разлуки с вами и другими нашими знакомыми».

В апреле 1860 г. Мухаммад-шапи и его жена Аминат вместе написали письмо ее родителям, на родину – в Чох: «Любезным родителям Хаджи-Ассаму и Хадидже, братьям Исмаилу и Али, сестрам и всем прочим родственникам, мир и благословление Божие!

Во-первых, желаем быть всем вам под покровительством Всевышнего, во-вторых, уведомляем вас, что мы живы и здоровы, во всяком довольстве, без тоски и печали. Опечаливает нас только то, что мы живем в разлуке с вами, но таково предопределение Всевышнего, он делает со своими рабами, что Ему угодно. Не беспокойтесь об нас. Нам здесь так хорошо, что лучшего и желать нельзя. Государь Император все более и более увеличивает к нам свое Монаршее благоволение: вместо 10 тыс., которые получали прежде, теперь получаем мы 15 тыс., да наградит его Бог за это. Он поступает с нами как отец с малыми своими детьми. Извещая вас об этом, надеемся на ваше великодушие, что и вы не оставите нас в неизвестности о своем положении.

Прошу тебя, любезный брат Исмаил, поцеловать за меня любезных детей твоих Аминат и Исхака, нам очень бы хотелось посмотреть на них.

Писано в Калуге, 1278 года, 22 числа месяца Шуаля.

Бедные, нуждающиеся в помощи Божией Мухаммад-шапи и Аминат».

Не пройдет и месяца после этого письма, как в дневнике Руновского от 23 мая 1860 г. появляются первые тревожные записи: «… У жены Магомеда-Шапи, Аминат, обнаружилась болезнь «тоска по родине». Из всех женщин, принадлежавших семейству Шамиля, Аминат имеет к ней склонность более, нежели кто-нибудь». И тут же поясняет: «… здесь, в Калуге,… в сущности, между Аминат и остальными женщинами существует огромная разница, потому что у некоторых из них есть дети, другие же живут в собственном семействе». Руновский имеет в виду то, что оба зятя Шамиля были родными братьями его старшей жены Загидат, и продолждает: «Что же касается Аминат, то она, кроме мужа, не имеет здесь никого из близких к себе людей; по принятому же здесь обычаю, он видится с нею только ночью, и очень редко днем. Все это служит для нее крайним стеснением, вследствие чего она, несравненно более других сделалась способною к восприятию болезни, которую можно назвать второю чахоткою. Бедная молодая женщина заметно худеет и с каждым днем… тает, как свечка».

В разговоре с ее мужем Руновский обращает на это внимание и замечает, может, для восстановления здоровья ей был бы необходим дагестанский воздух? Ответ Мухаммад-шапи был до жестокости прост: «… ей не нужно ни гор, ни воздуха, в Калуге он такой же, как и у нас; а вот если бы она увидела отца или мать, или брата своего Исмаила – она бы тотчас выздоровела».

Имаму и всем членам его семьи были разрешены посещения театров, концертов, публичных и частных собраний, также прогулки пешком, в экипажах и верхом в городе и его окрестностях. Однако «завидная привилегия» невесток Шамиля сидеть в четырех стенах и ничего не делать, заживо хоронила цветущих молодых и здоровых женщин…

Запись в дневнике Руновского от 17 июня 1860 г.: «… жена Магомеда-Шапи, Аминат, продолжает болеть». У молодой женщины нет ни сил, ни желания жить. Для нее все осталось в прошлом. Но безропотно, в смирении перед судьбой и в молитвах пройдет год. Бесконечный год… В конце 1860 г. в одном из писем своему тестю Инкаву-хаджи, Мухаммадшапи после поклонов разным лицам прибавляет: «В заключение сообщаю вам мои задушевные мысли. Я еду служить Его Императорскому Величеству в Петербург и надеюсь, что это будет причиною скорого свидания с вами. Прошу хранить это в тайне и даже по прочтении уничтожить это письмо». Действительно, Высочайшим приказом от 8-го апреля 1861 года сын Шамиля Мухаммад-шапи был определен на службу в лейб-гвардии кавказский эскадрон Собственного Его Величества конвоя в чине корнета, с зачислением во 2-й взвод. Вскоре после этого молодой гвардейский корнет, получив от калужского губернатора подорожную на проезд, отправился к месту службы в Петербург.

Чуть позднее следом за мужем переедет в столицу и Аминат. Трудно сказать, чем стал для нее Петербург. Скорее всего молодая женщина перешла из одной затворнической жизни в другую – не зная языка и нравов того мира, который так притягивал ее мужа, она была обречена на замкнутый образ жизни и здесь. Аминат изредка переписывается с братом Исмаилом. Возможно, частыми и желанными гостями ее дома были односельчане, чохцы – гвардейские корнеты Имам-Газали Магомаев и Исмаил Халатав, служившие вместе с Мухаммад-шапи в лейб-гвардии Собственного Конвоя Его Императорского Величества.

И все же в Петербурге молодая женщина ожила. Теперь, когда она ждет ребенка, Аминат просто рвется на родину, домой в Чох. Из записей переводчика Г. П. Пржецлавского: «В мае месяце 1862 г. сын Шамиля, корнет лейб-гвардии кавказского эскадрона Собственного Его Величества конвоя, Магомет-Шафи прислал из Санкт-Петербурга жену свою Аминат, с тем, чтобы она была отправлена далее, в Дагестан, с всадником того же конвоя, родственником ея, Исмаилом Халатау, которому для этой цели были выданы от казны прогонные деньги. Аминат в это время была на седьмом месяце беременности, при всем том, для поправки расстроенного здоровья, решилась посетить родину».

Однако молодую женщину, силы которой поддерживались только мыслями о предстоящем отъезде, ждал жестокий удар: «… Шамиль, опасаясь, что Аминат, как женщина беременная, не выдержит трудностей предстоящего ей пути в Дагестан, и более – отправку ея с Исмаилом, дальним родственником, находя делом противным шариату – оставил Аминат у себя, несмотря на то, что она со слезами умоляла имама или возвратить ее к мужу в Петербург, или дозволить продолжать путь на Кавказ, но никак не оставлять ее в Калуге, где она, в семье Шамиля, не встречая родственного расположения, обречена будет жизни затворнической и скучной».

В конце месяца, столь мучительного для Аминат, в мае 1862 г. умирает Каримат, невестка Шамиля – жена старшего сына Гази-мухаммада. Ее тело отправят на родину… Аминат уже завидует ей. Домашний врач не скрывает, что главная причина, ускорившая гибель Каримат – тоска по родине, точившая ее с первых дней пребывания в Калуге. Тем не менее разговор об отъезде Аминат откладывается.

В июне, пользуясь кратковременным отпуском, в Калугу приезжает Мухаммад-шапи. Но и после его приезда в течение трех дней решение об отъезде Аминат не было принято. Все эти дни она плачет, и, в конце концов, как пишет Пржецлавский, Шамиль сам предлагает сыну забрать ее в Петербург и уже оттуда отправить в Дагестан с Исмаилом Халатавом. Но по непонятным причинам на семейном совете будет принято совсем другое решение: «… испросить у военного министра о высылке прап. Исмаила Инкоу-Хаджиява из Дагестана в Калугу, с тем, чтобы он взял сестру свою, Аминат на родину в сел. Чох Гунибскаго округа». На этот запрос Кавказское начальство ответит, что: «… полагает более удобным отправить из Калуги жену корнета Магомед-Шефи в сопровождении одного из лиц, находящихся при Шамиле, потому что прапорщик милиции Исмаил Инкоу-Гаджиев, сын одного из самых известных фанатиков – сподвижников Шамиля, вследствии неблагонамеренного образа мыслей был переселен в 1861 г. в шамхальство Тарковское, потом отправлен в Мекку, откуда недавно возвратился. Так что высылка его в Калугу для привода сестры в с. Чох может подать повод к разным неблагоприятным для нас толкам в дагестанском народе».

Трудно сказать, что это было – действительно веская причина или продуманный канцелярский ответ? Капитан корпуса фельдъегерей Гузей Разумов прибывший в Калугу для сопровождения тела покойной Каримат на родину, в беседе с Пржецлавским высказывался о том, что «правительство имеет желанием оставить Аминат в России».

Военный министр поручает Пржецлавскому узнать у Шамиля, кого он пожелает выбрать из своего окружения для сопровождения Аминат на родину. Пржецлавский, не скрывавший своего неприязненного отношения к имаму и его семье, по своему усмотрению решил, что «… такой же вред может произвести поездка и одного из членов семейства имама в Дагестан и… нашел лучшим оставить дело, могущее продлить переписку – втуне, до будущей тревоги».

Аминат в отчаянии, она не может бесконечно ждать – время так торопит ее! С помощью Гази-мухаммада она пишет письмо, в котором умоляет приехать за ней если не Исмаила, то младшего брата. Пржецлавский сочтет нужным поставить в известность об этом письме ее мужа: «… согласен ли он на подобное отправление жены его в Дагестан или нет?».

Мухаммад-шапи отвечает: «… Скоро, т. е. после лагеря, собираюсь совсем поехать в Калугу, тогда я обсужу, можно будет или нет отправить жену на Кавказ, но до моего приезда скажите, чтобы подождала, если и случится, что не поеду в Калугу, тогда все-таки дам вам знать и напишу ответ о поездке». Дело Аминат было отложено в долгий ящик.

Мухаммад-шапи приехал в Калугу в отпуск на месяц. Он был очень разочарован в службе. Отношения с отцом, благодаря стараниям интригана Пржецлавского, были сильно натянуты. Аминат находилась на последнем месяце беременности. Время уже было упущено – об отъезде не могло быть и речи. Когда же срок отпуска Мухаммад-шапи закончился, он уехал. Его жена осталась в Калуге. Все эти волнения плачевно сказались на здоровье Аминат. Она потеряла ребенка. После этого удара она уже не оправилась.

13 мая 1864 г. Пржецлавский получил из Военного министерства отношение: «…об увольнении корнета Мухамеда Шефи Шамиля-оглы в отпуск на Кавказ сроком на 6 месяцев для сопровождения туда жены его, тяжело заболевшей в Калуге и нуждающейся в пользовании медицинским пособием в родном климате с сохранением получаемого содержания, с выдачею прогонных денег до кр. Темир-Хан-Шура и обратно. Об увольнении корнета Мухамеда Шефи Шамиля-оглы вслед за сим объявлено будет в Высочайшем приказе, о сохранении ему содержания и выдачи ему прогонных денег сообщено Командующему».

Из «Полного послужного списка командира 3-го взвода (лезгин) Л. Гв. Кавказского эскадрона С. Е. В. конвоя Мухамеда Шафи Шамиля» становится известно, что Мухаммад-шапи получил отпуск на Кавказ по домашним обстоятельствам сроком на шесть месяцев от 8 мая 1864 г. В начале июня 1864 г. Пржецлавский в очередном рапорте докладывает в Управление Иррегулярных войск, что «… сын военнопленного Шамиля, корнет Магомед Шефи и его жена Аминат сего числа выехали из г. Калуги в укрепление Темир-Хан-Шуру». Измученная женщина еле-еле вынесла все тяготы пути – в Чох ее доставят в очень тяжелом состоянии. Мы не знаем о ее последних днях, но можем лишь догадываться, что испытывала она – обреченная, обессиленная, вглядываясь в родные, бесконечно дорогие лица… Болела Аминат долго. Отпуск Мухаммад-шапи от 1-го декабря 1864 г. по состоянию здоровья жены будет продлен еще на шесть месяцев...

...Похоронили Аминат на чохском Верхнем кладбище, на пологом склоне горы, откуда виден лишь маленький краешек села. На могильном памятнике, богато разукрашенном тонким резным орнаментом, короткая надпись: «Это надгробие Инковой Аминат, дочери хаджи-Мухаммада, жены Мухаммада-шапи, сына шейха Шамиля. 1283 г. х.». Ей шел тогда 23-й год…

В декабре 1865 г. Исмаил Инкав, брат Аминат, напишет в Калугу письмо на имя Гази-мухаммада, в котором будет отмечено: «…Вы пишете, чтобы испросить о получении денег, которые были присланы Вами. Деньги мною получены и порасходованы согласно Вашего поручения на исправление памятника покойнице и розданы на упокой души ея, затем остальная часть денег будет израсходована на чтение молитвы. Да вознаградит Вас Бог за такое доброе дело…».

В 1865 году в селении Чох выстроили одну из лучших квартальных мечетей. В фасад мечети вмурован резной камень с арабской надписью: «Эту мечеть построил Али, сын Мусы согласно завещанию Аминат, дочери Инкава. 1283 г. х. (1865 г.)»

Материал: Патимат Тахнаева